Как работает санитарная авиация в Курске

В кабинете заведующей отделением экстренной и плановой консультативной помощи Курской областной клинической больницы Ирины Кокиной добрую часть стены занимает огромная доска, на которой прикреплены разные записи, таблицы и схемы. Вертолёт санитарной авиации – одна из транспортных единиц отделения.

Всю информацию трудно удержать в голове, а каждый вылет необходимо тщательно спланировать на каждом этапе. Зато по количеству и качеству вылетов санавиация региона значится в отличниках и по оценке Всероссийского центра медицинских катастроф «Защита» ФМБА входит в пятёрку лучших в стране. Как работает «крылатая скорая помощь» рассказывает наш корреспондент.

Здоровье как у космонавтов

– Мы подгадываем вылет так, чтобы одного пациента привезти, а другого сразу же забрать, сэкономив силы наших сотрудников. Ведь два вылета – это уже две бригады, – поясняет Ирина Кокина. – Например, человек остаётся в медицинском центре в Москве, но мы знаем, сегодня там будут выписывать другого человека, который после операции нуждается в сопровождении медицинской бригады. И забираем его.

В зависимости от тяжести состояния транспортируемых и поставленных задач состав бригад меняется – его определяет дежурный врач, принимающий вызов.

– Оказываем помощь по 17 специальностям хирургического и терапевтического профиля. Например, при тяжёлом ДТП не бывает изолированных повреждений, и, как правило, требуется помощь нескольких специалистов – общего хирурга, торакального, нейрохирурга, – рассказывает врач-травматолог Евгений Журавлёв, одиннадцать лет руководивший отделением санавиации.

Больных доставляют в профильные больницы Курска, а если есть такая необходимость – в клиники Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Астрахани.

Большая часть сотрудников – совместители, работающие в областных учреждениях здравоохранения. Нагрузка на таких специалистов колоссальная – как физическая, так и эмоциональная. Выдерживает её далеко не каждый. Помимо профессиональных навыков, требуется хорошее здоровье, а вестибулярный аппарат, как говорят сами работники, должен быть «как у космонавтов».

– Помимо совместителей, есть те, кто трудится исключительно в санавиации, как, например, детский анестезиолог Олег Адольфович Дорофеев, – замечает Ирина Кокина. – Наше отделение держится на людях старой закалки, привыкших больше отдавать, чем брать.

Верим в чудо и умение

– Наш работник должен уметь подстраиваться под любые условия, – говорит врач анестезиолог-реаниматолог Юрий Чурсин. – Нас часто вызывают в районы на самые тяжёлые случаи, и каждый раз это новое рабочее место, новая аппаратура, незнакомые люди…

Чурсин – родом из СССР, из той самой старой гвардии. Стаж работы – сорок лет, половина из которых отдана санитарной авиации. В медицинский институт он поступил уже после армии. Служил десантником, к небу привык. Но одно дело, когда отвечаешь только сам за себя, и другое, когда в твоих руках чьи-то жизни, которые иногда спасает не только умение, но и чудо.

Юрий Митрофанович вспоминает, как транспортировал «по земле» из Пристенского района в областную больницу прооперированную женщину. Больная находилась под наркозом и была подключена к искусственной вентиляции лёгких.. Реанимобиль со включенными фарами, сиреной было видно и слышно издалека, тем не менее каким-то образом на встречку вылетел «КамАЗ».

– Когда дело касается близкого человека, здесь родственники относятся с пониманием, а когда спасаешь чужого, далеко не каждый уступит реанимобилю дорогу, – вздыхает наш собеседник. – К счастью, водителю удалось увернуться. В такие моменты понимаешь, что вмешалось чудо и не дало случиться трагедии. Понимаешь это, когда приезжаешь на место и видишь пациента практически в состоянии клинической смерти, но идёт в ход дефибриллятор, искусственная вентиляция, инфузионная терапия, и смотришь, человек приходит в сознание… Веришь в чудо и когда у человека заболевание, казалось бы, несовместимое с жизнью, но вдруг узнаешь, что он пошёл на поправку.

Недавно в супермаркете к Юрию Митрофановичу подошёл мужчина и спросил: «Доктор, как у вас дела?». Он не сразу вспомнил бывшего пациента. А когда вспомнил, первым делом пришёл в голову диагноз: грубое нарушение ритма, сердечная декомпенсация на грани остановки сердца. Случай был тяжёлый, но на лёгкие авиацию не вызывают. А пациент ныне жив и здоров.

Боль пропускаешь через себя

На полке со специализированной литературой в кабинете заведующей притаился розовый плюшевый медвежонок, не раз сопровождавший «тяжелых» малышей в перелётах и переездах в больницы. Игрушки дарят выздоровевшие пациенты. Хотя чаще всего они не знают в лицо своих спасителей, поскольку находятся без сознания.

– После серьезного ДТП в Льговском районе шестилетнюю девочку с сочетанной травмой доставили в областную больницу, – бросает взгляд на медвежонка Ирина Сергеевна. — В довершении к многочисленным переломам и внутренним травмам была нарушена каркасность грудной клетки.

Понадобилась консультация клиники Рошаля, и здесь на помощь пришла телемедицина. После онлайн-диагностики было решено перевозить маленькую пациентку в Москву. За несколько дней до перелёта медики морально готовили девочку к этому событию. Тем не менее, когда стали отрываться от земли, девочка начала волноваться.

Лететь предстояло без мамы (мест для сопровождающих родственников в салоне нет). И все три часа медработники забавляли пациентку вместе с игрушечными Машей и Медведем из мультфильма.

– Я пела ей песню про мамонтенка, читала стихи и сказки, – улыбается Ирина Сергеевна. – Коллегам удалось отлучить девочку от аппарата ИВЛ, её научили с помощью тренировок дышать самостоятельно, но начни она всхлипывать или плакать – дыхание снова могло сбиться, а при переломанных ребрах это лишние травмы. К счастью, мы смогли успокоить девочку, она лежала, слушала… Долетели, в общем, нормально…

Хоть на форумах о медицине нередко можно прочитать мнение, что профессионалам нельзя пропускать через себя все страдания своих пациентов, на практике это сделать сложно.

– Самый тяжёлый случай для меня был, когда, несмотря на все наши усилия, на наших глазах погиб шестилетний мальчик, ровесник моей дочери, – продолжает Ирина Кокина. – Неделю я не могла успокоиться. Была сама не своя.

А самая большая радость, говорит заведующая, когда случай, казалось бы, безнадёжный, но больной возвращается к нормальной жизни. Как это случилось в прошлом году с девочкой из Железногорского района. Увидев по телевизору файер-шоу, она решила повторить то же самое дома, когда рядом не было взрослых. Игра с огнём привела к 60 процентам площади ожогов тела.

Шансы выжить были невелики, к тому же перед вылетом в Нижегородский ожоговый центр возникла непредвиденная задержка. Оказалось, девочка не гражданка России, и в этом случае лечение может обойтись весьма недешево. У семьи – беженцев из Молдовы – такой суммы не было. Чтобы разрешить ситуацию, потребовалось вмешательство губернатора.

– Мы составили письмо, гарантирующее последующую оплату крупной суммы, которую обязалась выплатить семья девочки, – рассказывает Ирина Сергеевна. – Вылетели в Нижний Новгород уже часа в два дня… Для такого расстояния поздновато было, но решили так: «Сначала взлетим, а потом разберёмся».

Не все регионы РФ обеспечены круглосуточными аэропортами, а чтобы долететь до Нижнего Новгорода, нужно дозаправляться в Туле, в Рязани. Сотрудники рязанского аэропорта специально задержались на работе, чтобы дозаправить вертолёт.

– Прилетели мы уже часов в десять вечера. В кармане только ручки, с собой ни паспорта, ни других документов, – вспоминает Кокина. – Отвезли ребёнка в больницу. Авиакомпания забронировала бригаде номер в отеле. Подъехали, и понимаем, что без документов нас не заселят, а ночи в августе уже прохладные. Вот так стоишь, измазанный в крови, уставший, и думаешь: «Куда дальше?».

Пилоты в этом деле опытнее – у них всегда с собой все нужные бумаги, но заселяться в отель не стали из солидарности. Медработники позвонили директору ожогового центра.

– Приезжайте, где-нибудь в палате вас разместим, – предложил он.

Но ситуация разрешилась иначе. Авиакомпания переслала сканы паспортов бригады, и все благополучно заселились в отель.

Осенью мама девочки прислала Ирине Кокиной её фото. Та уже могла самостоятельно сидеть. Под Новый год пришло ещё более обнадёживающее сообщение: «Нас выписали, скоро поедем на пластику».

– Казалось бы, отработал и пошёл дальше, но нет, пациенты не отпускают, – говорит заведующая. – Ночью ложишься спать, а перед глазами их лица, случаи из практики, то одно вспомнишь, то другое…

КОМПЕНСАЦИЯ НАВЫКА

Не так давно двое детей пострадали в ДТП в Большесолдатском районе. В областной больнице у одной из девочек диагностировали черепно-мозговую травму и направили в отделение нейрохирургии.

– Детям повезло в том, что они первично попали туда, где им могут и в состоянии оказать специализированную медицинскую помощь. Счёт в таких случаях идёт на секунды, – замечает Ирина Кокина. – Я сама шесть лет отработала в районной больнице, в Беседино в Курской ЦРБ, знаю проблемы районных больниц. Только в десяти из 28 районов есть свои анестезиологи. А что делать, если человек попал в серьезное ДПТ там, где анестезиолога нет? Скажем, во Льгове… Или, например, такой момент: пациенты с тяжёлой сочетанной травмой попадают в ЦРБ в среднем где-то раз в месяц, а в медицине есть понятие «навык», то есть когда одну процедуру делаешь изо дня в день. Встреча с тяжёлым пациентом работников ЦРБ застаёт врасплох. Если в чём-то специалист не уверен, связывается с нами. Лучше перестраховаться, ведь ошибка в нашем деле может стоить жизни.

«Оперировали в условиях, приближенных к военно-полевым»

– Лечу я на ТУ-154, и вдруг бортпроводница спрашивает: «Есть врачи на борту? Мы подлетаем к уездному городу N. Не могли бы вы десантироваться? Надеваю я парашют, открываются двери и… просыпаюсь, – смеётся хирург Сергей Степанович Кузнецов.

В санитарную авиацию он пришёл в далёком 1988 году. В то время при областной больнице дежурили одновременно два «кукурузника». Кузнецов говорит, что медицина для него не профессия, а состояние души, а авиация почти как религия. Свои первые вызовы врач помнит детально – как будто они случились вчера.

– Четвёртый пациент – мой однофамилец, – рассказывает хирург. – Вызов поступил часов в восемь вечера. Самолет АН-2 успел приземлиться в Хомутовском районе до захода солнца. У мужчины была огромная язва двенадцатиперстной кишки. Оперировали с ныне покойным Александром Михайловичем Нестеровым с десяти вечера до трёх ночи. В условиях, приближенных к военно-полевым. Уже начало рассветать, когда я смог наконец прикорнуть на носилках в перевязочной. И собственная рука показалась мне самой мягкой подушкой.

«Не хватает только подлодки и поезда»

Превышать норматив по плановому количеству вылетов и выездов для медицины катастроф – норма. В прошлом году при нормативе 3950 выездов и вылетов их было сделано 4372. В том числе 144 вылета.
– У нас 14 автомобилей, из них 7 так называемые реанимобили, иначе говоря, передвижная палата реанимации. Нам не хватает только подлодки и поезда, – шутит заведующая.

Принцип «чем быстрее, тем лучше» здесь действует не всегда. Иногда лучше подождать. Например, в шестой больнице было несколько тяжёлых пациенток с коронавирусом. После родов через несколько дней их отправляли в Москву на экстракорпоральную мембранную оксигенацию. Грубо говоря – на «перезапуск» лёгких.

– День, два, три мы их готовили, по сути, жили с ними. Приеду на работу, сделаю основные дела, и сразу туда, – рассказывает Ирина Кокина. – Дожидаемся момента. Наконец состояние более-менее стабилизировалось – можно давать отмашку пилотам. Всегда руководствуемся принципом «не навреди» и выбираем оптимальный момент для транспортировки.

«Стало легче, когда поднялся в небо»

Даже удивительно, что о работе санавиации до сих пор не сняли сериал. Каждый вылет – это целая захватывающая история.

– Одно время, когда только начинал работать в этой сфере, я даже собирался записывать каждый случай, – вспоминает пилот Дмитрий Лагутин.

Но постепенно экстрим стал если не рутиной, то привычкой. Тем не менее Дмитрий по-прежнему считает свою работу лучшей на свете.

В вертолётное училище он поступил по примеру своего отца.

Летал на «старичке» МИ-8. Судьба и профессия кидали по разным городам – Уфа, Магадан, Камчатка, Дагестан, Петрозаводск, Хабаровск – где только не служил. А в санитарную авиацию пришёл два года назад. Для этого пришлось пройти сначала курсы переподготовки на гражданского пилота, а потом получить специализацию для перевозки больных.

– Военное спасение и гражданское различаются, – рассуждает лётчик. – В горячей точке забираешь зачастую неподготовленного к транспортировке раненого, наскоро перемотанного бинтами. Когда приземляешься, может оказаться, человек уже умер – пару таких случаев было. А в санавиации человек подготовлен к перелёту. Но всё равно очень тяжело видеть, как страдают дети.

Дмитрий – ветеран боевых действий. Отслужил двенадцать лет в горячих точках. Видеть приходилось всякое.

– Страх он всегда есть. Главное, чтобы в те моменты, когда принимаешь решения, не было ступора и внутренней паники, – говорит он. – Могут в тебя даже стрелять – не обращаешь внимания, делаешь свою работу. Все поставленные задачи выполнял, а потом дома уже начинаешь анализировать и думаешь: «А ведь могло бы произойти вот так»… И наступает лёгкий мандраж. На борту вертолёта санавиации при мне никто не погибал, но были случаи, когда умирали впоследствии, и я узнавал об этом. Был случай, два брата из Суджи делали ремонт, и что-то вспыхнуло у них в подвале. Оба сильно обгорели. Один, как сейчас помню, Сергей его звали, всё время просил курить и хохмил, хоть и очень больно было ему. А потом я узнал, что тот мужчина умер. Ужасно жалко было…

Вообще, на борту больные ведут себя по-разному. Кто-то, чаще женщины, боится летать, кого-то и вовсе укачивает, а кому-то интересно в первый раз полетать на вертолёте.

– Один раз доставляли в кардиоцентр коллегу – бывшего вертолётчика лет восьмидесяти с лишним, – улыбается Дмитрий. – Как же он был доволен! «Ох, как хорошо!» – повторял. То и дело вскакивал с носилок смотреть в иллюминатор. Кажется, ему сразу легче стало, когда поднялись в небо.

«Адреналина больше, чем в армии»

В советские годы санитарная авиация была довольно развитой отраслью. В 90-е она пришла в упадок и по-настоящему начала восстанавливаться около десяти лет назад. Сейчас на федеральном уровне идёт речь о том, чтобы оборудовать все крупные больницы ночными вертолётными площадками с радиомаяками.

– В России есть регионы, где площадок нет вообще, – констатирует Дмитрий. – В Курской области с этим более-менее нормально. Есть оборудованная вертолётная площадка, в Рыльске – хорошая импровизированная площадка. Если скажут ночью туда лететь, я полечу, но если в район, где ни разу не был – откажусь.

Вылететь из Курска ночью не проблема. Но как приземлиться, если место специально не приспособлено, – большой вопрос. Летом для этой цели обычно служат стадионы.

– Когда люди подбирают на местах площадку, то не всегда понимают, что нужно вертолёту, – рассказывает пилот. – Бывает, прилетаешь, а сесть не можешь – или деревья высокие, или провода, или что-то еще, например, машины могут стоять… То есть не в полном объёме человек может оценить ситуацию. Говорят: «Сядете возле больницы, там автостоянка». Спрашиваем: «А вы машины убрали?» «А зачем?» – отвечают.

Пилоты стараются заранее максимально оценить обстановку по всем возможным каналам.

– В туман, ливень, сильный гололёд не полетим – нам же надо не только свои жизни сохранить, но и того, кого везём. Но всё равно всё предугадать невозможно… Крайний раз летим из Тима на Курск, и вдруг диспетчер сообщает, что к нам подходит снежный заряд. Надвигался он широким фронтом – не обойти, не вернуться назад… Пришлось держаться поближе к дороге, и свет фар едущих по ней машин привёл нас к Курску.

В санавиации, считает пилот, интереснее и адреналина больше, чем в армии.

– Летом рано утром вылетаешь, а возвращаешься поздно ночью, – рассказывает он. – Пусть в любое время суток поднимают, я люблю эту работу, в этом драйв и сама жизнь. Лётчик должен летать. Конечно, тяжело на 15 дней уезжать от семьи, а живу я в Краснодаре. Пять лет назад как ушел из армии на пенсию (а у нас тут много военных пенсионеров), был начальником охраны, поработал в такси, в доставке. Понял – не моё. А здесь я как рыба в воде или птица в небе.

СПРАВКА «КП»

Отделение ЭПКП (Санитарная авиация) в Курской области было сформировано в 1945 году. Первым руководителем отделения была А.А. Велинг. В штат отделения тогда входили 6 медицинских сестёр, один борт-фельдшер и 2 врача (хирург и терапевт). В настоящее время в отделении экстренной и плановой консультативной помощи работают более 130 высококвалифицированных врачей. В распоряжении отделения имеются 12 медикосанитарных автомобилей, включающих 4 реанимобиля класса «С» и передвижной МЛДК.

Вероника ТУТЕНКО