Александр Кузнецов: «Декорации – это моё личное высказывание»

Его картины экспонировались в лучших музеях страны. Спектакли, к которым он создавал декорации, шли во многих городах – от Нижнего Тагила до Москвы. Он почти наизусть знает Библию, обожает Достоевского и не понимает Кальдерона. Всё это об Александре Кузнецове, главном художнике Курского драматического театра имени Пушкина. Мы встретились с ним в фойе театра – сегодня здесь можно увидеть эскизы и макеты его лучших работ.

«В театре вас сожрут»

– Александр Васильевич, расскажите, как вы оказались в театре?

– Я родился в Китае, в Порт-Артуре. Отец был флотским врачом. Шла Корейская война. Когда мне исполнилось чуть больше года, семья переехала в Красноярск. Там прошли мои детство, юность, годы учёбы в Красноярском художественном училище имени Сурикова.

Студенческая атмосфера была замечательной. Уже тогда я решил, что посвящу себя театру. Большое впечатление на меня произвёл Красноярский ТЮЗ – в драму я ходил гораздо реже, по нашим тогдашним понятиям это был нафталин. А ТЮЗ по-настоящему продвинутый театр. В то время Красноярский ТЮЗ возглавлял Кама Гинкас (с 1970-го по 1972 год – главный режиссёр Красноярского ТЮЗа), режиссёром была и его жена Генриетта Яновская. Это великие люди, которые сейчас известны не только в России, но и по всему миру. Оба – ученики Товстоногова. Мы смотрели у них всё подряд.

Училище располагалось неподалёку от ТЮЗа, и когда у тюзовцев была запарка, нас привлекали, а мы охотно помогали. Конечно, особое внимание я уделял художественному оформлению. В «Гамлете» увидел авангардные декорации Эдуарда Кочергина (вскоре он стал главным художником БДТ и создавал декорации ко всем знаменитым спектаклям Товстоногова). Это было мощно!

– Знаю, что вам довелось поработать в разных городах.

– Сначала работал в Минусинском театре. В училище педагоги предупреждали: терпите, в театре вас сожрут очень быстро. Но никто меня не жрал. Мои родственники знали директора, может быть, поэтому приняли меня очень хорошо. Из Минусинска я уехал в Рязань – 14 лет был главным художником Рязанского ТЮЗа. А потом ещё три года был главным художником Рязанского драмтеатра. Потом вернулся на родину, в Красноярск. Вскоре влюбился в удивительную девушку, которая и стала моей женой. Она работала в массовке, но со временем выросла в блестящую актрису.

– Наверное, любовь – это вдохновение?

– Не только любовь, но и литература, драматургия. Хороший режиссёр, с которым интересно общаться, тоже вдохновляет. Особенно когда попадаешь с ним в одну тональность.

О сокровенном

Александр Кузнецов – автор прекрасных стихотворений и картин, сквозная тема которых – осмысление вечности и Бога.

– Я не очень хороший прихожанин, – признаётся художник. – Жена ходит в храм, а я чаще жду её на улице. Хотя сказать, что я живу вне веры, будет неправильно. Но это моё личное. А Библию я читаю и перечитываю постоянно. Она стала моей настольной книгой. Практически всё, что было в моём творчестве кроме театра, – библейские сюжеты, мотивы, по которым я писал картины. Считаю Библию вершиной мысли.

 

«Не люблю балагана»

– Бывало так, что идею режиссёра воплотить было особенно трудно?

– Не совсем понимаю некоторые комедии. Вот взять, например, последний спектакль по Кальдерону. Для меня что Кальдерон, что Лопе де Вега – всё не моё. Воспринимаю лишь комедии Мольера. Даже Шекспира не до конца понимаю. Делал декорации к «Комедии ошибок», «Двенадцатой ночи» – балаган и больше ничего. Какая там философия заложена? Моей душе это не нужно совершенно.

Совсем другое дело – Гоголь. «Ревизор», «Женитьба», «Мертвые души» – это вершина комедийной драматургии. Вообще Гоголь для меня ничуть не ниже Шекспира.

– Как вообще художник придумывает декорации к спектаклю?

– Когда читаешь текст, должно что-то зацепить душу. Если это произошло – проанализировать, почему это тебя цепляет. Оказывается, это моя личная тема, которая вдруг обнаружилась в тексте у Пушкина или у Шекспира. Начинаешь думать: а нужно ли это зрителю? Будет ли это интересно режиссёру, если я начну раскручивать эту тему?

Что написал Шекспир, знают все. А что думает режиссёр по поводу Гамлета, – вот что интересно. У художника то же самое. Декорации – это моё личное высказывание. Что меня зацепило в Гамлете? Может быть, половина зрителей не заметила того, что заметил я. И я хочу этим с ними поделиться.

– Как создавали декорации к «Гамлету»?

– Гамлет – крайне неоднозначная личность. Кто он такой? Бог его знает. Чем ему не угодила любящая его безумно Офелия? Почему он к ней так относится? В чём виновата его мать, влюбившаяся пусть в подонка? Она же не знала, что он такой.

Я делал спектакль в первую очередь о всеобщем предательстве, в том числе и самого Гамлета. Шекспир смотрит на этот мир такими грустными глазами, не верит он в людей, но, может быть, верит в любовь.

Я чувствовал, что существует некое зазеркалье, вот почему я сделал к Гамлету зеркальные декорации. Существует мир абсолютно нам непонятный и недоступный, который нами каким-то странным образом руководит. Всю жизнь люди бьются над этими проблемами. Никакой Шекспир, никакой Достоевский никогда окончательного ответа не дадут.

Был такой случай

В 2019 году на сцене Курского драмтеатра состоялась премьера «Милого друга» – спектакля по мотивам романа Мопассана. В создании декораций Александру Кузнецову помогло кабаре «Мулен Руж». Во время поездки в Париж, художник побывал в знаменитом заведении. Предметы интерьера (красные металлические столики, напоминающие туго затянутый корсет, декоративные подушки, диваны), которые Кузнецов воссоздал на сцене, помогли зрителю «побывать» в Париже XIX века, почувствовать атмосферу времени.

– Расскажите о декорациях к «Чайке».

– В «Чайке» есть чисто техническая проблема – как с третьего действия перейти на четвёртое. Три главных действия в «Чайке» резко обрубаются, и приходит четвёртое действие, абсолютно в другой тональности написанное, в другой атмосфере. Вот так я и сделал: резко посыпались листья, упала стеклянная стена, отделяющая всех от этого озера, как бы романтика вся закончилась.

– В спектакле Елены Гордеевой «Про людей и мышей» вы придумали очень яркую деталь, которая помогла раскрыть суть. Сверху в ограде, за которой находятся герои, захлопывается дверь, как в мышеловке.

– Это я придумал сразу. Страшная, трагическая история, абсолютно лишённая какого-либо просвета. На этом надо было сделать акцент. Герои как в прямом, так и в переносном смысле оказываются в западне.

– Александр Васильевич, в спектакле «В ночь лунного затмения» очень сложные декорации: камни, скалы. Влюблённые «парят». Как вы это придумали?

– Всё это я видел своими глазами. Действие в спектакле происходит в башкирской степи. Минусинск находится на границе таёжной и степной Сибири. Юг Красноярского края – это Хакасия, в молодости мы часто выезжали в хакасские аулы, привозили спектакли. Хакасия – это необыкновенно красивое пространство с курганами, камнями. Когда я прочитал пьесу, сразу подумал: ёлки-палки, жалко, что это Башкирия, не Хакасия. Потом обнаружил, что в Башкирии такие же камни, что и в Хакасии. Что касается полёта влюблённых, то у меня был один из вариантов, когда вообще все камни летали. Но режиссёру это не очень понравилось. Одобрил лишь полёт влюблённых.

– Вы страдали от цензуры советских времен?

– Никаких особых трудностей не было, другое дело, что ерунду всякую приходилось ставить: в обязательном порядке – про колхоз. В репертуаре должны были присутствовать спектакли авторов социалистического лагеря. Спрашивали: что будете делать на 7 Ноября, а что – ко дню рождения Ленина. Хоть тресни, надо что-то делать! Но были и хорошие пьесы.

– А как ощущались в театре финансовые проблемы лихих 90-х годов?

– Везде по-разному. Например, однажды в Новосибирске я делал декорации к спектаклю Улицкой «Русское варенье». Мне нужен был для сценографии компьютер. Я попросил какой-нибудь старый, может быть, сломанный. Мне дали настоящий: сказали, что так проще. Но материальная часть решает далеко не всё. В начале 70-х я видел сценический царский костюм из мешковины, с окрашенным горохом – сухим, настоящим. Это смотрелось как парча и жемчуг.

– С какими ещё спектаклями вам бы хотелось поработать на курской сцене?

– Хотелось бы поставить Достоевского. Кстати, в Нижнем Тагиле я делал «Идиота». Так он семь лет не сходил со сцены. Ещё дольше шли «Маленькие трагедии». Чехова ещё не сделал, а хотелось бы поставить «Трёх сестёр» и «Дядю Ваню». А пока готовим новый спектакль – сезон откроет «Доктор философии». Уже приехал режиссёр. Начинаю работать.

Есть мнение

Кандидат искусствоведения,режиссёр Вячеслав Сорокин:

– Мне посчастливилось выпустить с Александром Кузнецовым не один десяток театральных постановок. – Скажу с полной ответственностью, что общее решение спектакля во многом определялось его образным видением и сценическим прочтением драматургического материала – порой неожиданным, но всегда ярким и талантливым, будь то «Стеклянный зверинец» Уильямса, «Звездопад» Астафьева или «Вишневый сад» Чехова.

Подготовила Елена ГАМОВА
Фото Александра МАЛАХОВА