Сохранять своё, а не копировать других

Несколько раз в год заведующая литературно-драматургической частью театра, помощник художественного руководителя Ольга Люстик бывает в творческих командировках.

В каждой из них она, конечно, старается познакомиться со спектаклями местных театров. Здесь интерес и профессиональный, и личный: творческий человек не может существовать без новых впечатлений и эмоций.

Ольга Николаевна отлично знает, чем живут и как развиваются театры в российских регионах. О своих впечатлениях она рассказала нашему корреспонденту.

Конкуренция рождает новые формы

– Ольга Николаевна, когда вы смотрите новый спектакль, вы делаете это как обычный зритель или как профессионал, изучающий современные веяния в театральном искусстве?

– Безусловно, эти поездки дают большую профессиональную подпитку. Чаще всего я бываю в Москве. Смотрю спектакли, посещаю мастер-классы и творческие встречи, прохожу обучение. В столице очень много государственных и частных театров, и, как мне кажется, это хорошо. Только конкуренция может рождать новые формы, и театральная Москва часто удивляет и вдохновляет в этом плане. Я стараюсь не просто посмотреть спектакль, но изучить всю театральную «кухню»: узнать, как продаются спектакли, как проходят рекламные кампании, как часто выпускают дополнительные проекты, как отбирается драматургия, как взаимодействуют между собой все службы.

Пластический спектакль «Анна Каренина» в постановке Анжелики Холиной в театре Вахтангова. На сцене только действующие актёры театра, никаких приглашённых звёзд балета

Яркий пример лучшего театрального менеджмента – это театр имени Вахтангова, директор которого Кирилл Крок – настоящий реформатор театрального мира, автор многих интересных проектов, востребованных у публики. Каждые выходные в Вахтанговском театре проходят экскурсии, читки, творческие встречи. У них есть арт-кафе, новая сцена, большая сцена. Они выстраивают свою театральную программу таким образом, что, допустим, на выходные ты можешь зайти в театр в 12 часов дня и выйти из него поздним вечером. Каждый театр сегодня борется за зрителя, создавая и придумывая различные формы работы.

Побывала я и в воронежском альтернативном театре «Кот». Для меня это был любопытный эксперимент. Частные театры создают, как правило, люди из театральной среды, которые хотят делать что-то своё, или же это артисты, или режиссёры, которые решили собрать коллектив и создать частный театр со своим репертуаром. Есть также любительские театры и антрепризы. Сегодня таких коллективов очень много в России.

– В условиях жёсткой конкуренции театры часто стараются удивить зрителя какими-то сложными техническими находками. Как вы к ним относитесь?

– Техника, безусловно, во благо, если работает на идею спектакля. Недавно посмотрела мюзикл по пьесе американского драматурга Тима Райса «Шахматы» (режиссёр Евгений Писарев). Этот как раз тот случай, когда техническая составляющая помогает раскрыть автора, помочь режиссёру и удивить зрителя. На сцене возвышалась шахматная доска в три этажа, на третьем – живой оркестр, на двух других работали артисты, на заднем плане – гигантские экраны. Выглядело масштабно и зрелищно: свет, звук, переходы, танцевальные номера – всё работало с удивительной точностью. Я смотрела «Шахматы» три с половиной часа с замиранием сердца.

Осовременивание классики должно быть осмысленным

– Ещё одна модная тенденция: постановку по классическому произведению нередко дополняет современная музыка. Вам этот ход нравится?

– Здесь очень важно чувствовать меру, где уместны современные мотивы, а где музыка напрочь убивают замысел, как, например, в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда» в театре имени Ермоловой. В сцене, где Екатерина Измайлова убивает ребёнка и затем начинает осознавать весь ужас происходящего, кидается к своему любовнику в беспамятстве, вдруг начинает звучать лёгкий современный мотивчик, который обычно включают на дискотеках. В этот момент спектакль для меня ломается, исчезает вся цепь событий. Самое главное, что зрители не понимают, как реагировать, хотя сама инсценировка Ярославы Пулинович мне очень понравилась.

Всё должно работать на идею и замысел спектакля, на историю, которую увидят и считают зрители. Например, в центре имени Мейерхольда был представлен спектакль «Остров», поставленный в жанре современного танца, без единого слова, только пластика. Также в спектакле звучит специально написанная техномузыка, минимум декораций, но с первых минут я была поглощена происходящим на сцене. Без слов была рассказана история пяти людей, которые пытаются выжить любой ценой. Любовь, смерть, голод, страсть, жестокость.
Также вспоминаю музыкальный пластический спектакль «Анна Каренина» в постановке Анжелики Холиной в театре Вахтангова. Великий роман Льва Толстого в танце… Это было невероятно!

Мюзикл «Шахматы» режиссёра Евгения Писарева в  Московском драматическом театре имени Пушкина. На сцене возвышается шахматная доска в три этажа, на третьем – играет живой оркестр

– Некоторые режиссеры грешат (да, грешат – это подходящее слово!) тем, что ставят рядом с именем классика, пьесу которого переделали, своё имя…

– Конечно, грешат! В такие моменты хочется сказать: напиши свою пьесу, с нуля! Зачем трогать классику, брать чужие название и идею? Некоторые считают, что им можно всё, но это не так. Как определил жанр одного своего спектакля очень модный московский режиссёр Константин Богомолов: «Всё, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым». Мне кажется, это уже перебор.

– Какой самый странный, неприятно удививший спектакль, который вам пришлось посмотреть?

– «Король Лир» в постановке всё того же Богомолова. Для меня это особенная пьеса, я очень люблю Шекспира, в частности, эту пьесу. И то, что я увидела на сцене, шокировало меня настолько, что я не могла двигаться. До сих пор помню эти ощущения. Мне стало плохо физически – после таких спектаклей хочется помыться.

Все приёмы, которые используют сегодня современные режиссёры, чтобы эпатировать публику, я не приветствую. Не хотелось бы, чтобы наши дети думали, что Шекспир писал именно так, или Островский, Достоевский. Мне не нравится, когда текст автора искажают, переписывают, сокращают до такой степени, что от Чехова почти не остаётся Чехова. В моей душе в такие моменты бунтуют и завлит, и родитель.

Я недавно попала на нашумевшую постановку Богомолова «На всякого мудреца довольно простоты». Не выдержала и ушла, потому что там от Островского Богомолов не оставил ни-че-го! Да, никто не спорит, режиссёр может прочитать по-своему произведение, но переписывать, уничтожать автора он не имеет права.

– Вы противница натурализма на сцене?

– Да, против. Я против пустого эпатажа. Это бессмысленно и вызывает только негативные эмоции. Как говорит наш главный режиссёр Юрий Валерьевич Бурэ: «лучше бы он разобрал текст и понял, что хотел сказать автор». Вот это сделать гораздо сложнее.

В Германии же некоторые режиссёры зашли ещё дальше, когда прямо на сцене актёры мочатся в ведро или занимаются любовью. На мой взгляд, это уже нарушение психики, когда у людей молчит внутренний цензор, и я искренне надеюсь, что наши дети не увидят такого кошмара и даже не услышат имён таких режиссёров. К счастью, мода на эпатаж постепенно уходит в прошлое, а зрители на таких спектаклях нередко встают с мест и уходят.

– Тем не менее кто-то предпочитает классический театр, а кто-то готов заплатить немалые деньги, чтобы увидеть на сцене Ольгу Бузову.

– Один раз из любопытства, да, зритель придёт на что-то новое. Этот тот случай, когда идут не на спектакль, а «на Бузову», которая не является актрисой. Сама вот из любопытства пошла в театр имени Ермоловой на громкую премьеру с Кристиной Асмус в главной роли, чутьём понимая, что, скорее всего, буду разочарована. Так и случилось. Но в целом шла, чтобы оценить инсценировку, режиссуру, сценографию. Познакомилась с премьерным зрителем Москвы, через кресло сидел Виктор Сухоруков, было много известных артистов.

В драматургии –кризис

– Кстати, о современной драматургии. В Курском драмтеатре нечасто увидишь спектакль по пьесе современных авторов. Почему?

– К сожалению, сегодня кризис в драматургии. По роду своей деятельности я постоянно читаю современную драматургию и вижу, насколько это в подавляющем большинстве плохо. Не соблюдены законы жанра, иногда вообще не могу понять, что происходит в пьесе – какой-то набор слов, где нет никакого смысла.

– И чем, на ваш взгляд, вызван этот кризис?

– Тем, что драматургия сама по себе – один из сложнейших жанров искусства. Если человек ни разу не был на репетиции или в театре за кулисами, он не знает, как устроен театр, то он не напишет хорошую пьесу. Это всё равно что пытаться построить космический корабль, не зная законов инженерии. Нам повезло, что у нас есть великие драматурги-классики. Иногда, конечно, мы обращаемся к современной драматургии насколько это возможно, стараемся из обширного материала выбрать что-нибудь более-менее достойное, но это очень сложно сделать.

– Сегодня всё больше режиссёров работают на стыке жанров. Это мода или требование времени?

– Мне кажется, что современный зритель стал более искушённым и придирчивым. Сейчас благодаря интернету можно многое увидеть, услышать и прочитать. И публику надо чем-то удивлять, поэтому современные режиссёры «скрещивают» театр и кино, используют цирковые элементы, спецэффекты. Театр вообще по своей природе – это синтез искусств: актёрская игра, музыка, костюмы, хореография, свет, проекция.

В Тель-Авиве на фестивале я видела японскую постановку «Лотос», где действие полностью происходило в воздухе, на полотнах. Непередаваемое впечатление! Не зная языка, всё понимаешь. Мне посчастливилось увидеть два японских спектакля – вышеупомянутый «Лотос» и «Икар». Японский театр – это всегда безупречная техника, отточенность, лёгкость, красота, изящество. Все выверено до секунды.

Особенности национального театра

– Вам доводилось видеть не одну постановку и национальных театров, и зарубежных. В чём особенность каждого театра?

– Если говорить о национальных театрах, которых в России немало, это чаще всего национальная драматургия и национальные герои. Для данных театров самое главное – сохранение своей культуры, самобытности. А что касается зарубежного театра… Современный немецкий театр часто имеет эротический или политический уклон. Кстати, политический театр востребован сегодня и в Москве. Японский театр основан на легендах, мифах, притчах…

– Мог бы появиться в курском драмтеатре спектакль по пьесе японского драматурга?

– Ваш вопрос попал прямо в цель. Скажу честно, это моя мечта, я сейчас как раз увлеклась японской драматургией и их театром. Если найдётся подходящая пьеса, почему бы и нет. Мне кажется, что эти загадочные и пронзительные истории о любви могут заинтересовать курского зрителя.

– Вас как искушённого зрителя можно чем-то удивить?

– Хорошим спектаклем, и такими чаще всего радуют в региональных театрах. Я люблю ездить к коллегам в Воронеж, Белгород, Липецк, Брянск, Волгоград. Приезжая в Санкт- Петербург, отправляюсь в театр на Фонтанке на спектакли Семёна Яковлевича Спивака, каждый из них оставляет особое послевкусие. Я безмерно уважаю этого режиссёра: «Городок», «В день свадьбы», «Звериные истории», «Чудики», «Жаворонок» – история о Жанне д ‘Арк – каждый его спектакль прекрасен и удивителен по-своему. А когда лично знаешь человека, бываешь на репетициях или творческих встречах, а потом вечером видишь его спектакль, невольно проводишь параллели, через спектакли режиссёр обычно передает своё видение мира.

– Как выбираете постановки для просмотра?

– Обычно хожу на постановки хорошо знакомых мне режиссёров или по рекомендациям коллег, так я хоть немного уверена, что смогу получить положительные эмоции и полезный опыт. Мне нравятся работы режиссёров Евгения Арье, Егора Перегудова, Алексея Бородина, Михаила Хейфеца, Марка Розовского, Льва Додина, Сергея Женовача. Мощнейшие постановки у режиссёра театра имени Моссовета Юрия Ерёмина, который сам пишет инсценировки, а затем на сцене создаёт целые полотна.

Радует, когда после спектакля у тебя переворачивается что-то внутри, ты переосмысливаешь многие вещи, происходит очищение. Одним словом – катарсис. Театр должен вселять надежду и веру, помогать человеку стать лучше. Эти режиссёры сохраняют традиции русского психологического театра, это ведь ещё советская школа. Наверное, поэтому я и хожу на спектакли этих режиссёров. У них можно многому научиться, особенно разбору текста. И было бы здорово, если бы молодые и популярные режиссёры сохраняли традиции русского психологического театра, бережнее относились к автору и помнили о настоящей режиссёрской школе, в которой есть свои законы и правила.

Недавно я была на встрече с французским режиссёром и хореографом Жозефом Наджа в Москве. Он начал встречу с таких слов: «Мне удалось посетить несколько ваших театров в Москве. Я в недоумении. Вы пытаетесь копировать нас, идёте за формой, забывая о содержании, создаёте неудачные копии, они пустые. Зачем вам это нужно? У вас психологический театр, театр с большой историей, который всегда восхищал. Это нам впору вас копировать, но не получится, потому что мы разные». И в этом, мне кажется, вся суть – сохранять своё, а не копировать других.

Вероника ТУТЕНКО
Фото из личного архива Ольги Люстик