Катастрофа, о которой невозможно забыть

В ликвидации последствий этой крупнейшей техногенной катастрофы ХХ века участвовали 2506 курян. Среди них председатель регионального Союза чернобыльцев Вячеслав Смирнов и член союза Владимир Горелов. В отличие от многих «чернобыльцев» они с самого начала имели точное и подробное представление об опасности работы в заражённой зоне.

Пожар на складе

Владимир Горелов прибыл на станцию спустя полгода после аварии – 12 октября 1986 года. Списки командировочных формировались в военкомате в первую очередь из военных. В это время 40-летний Владимир Михайлович работал в школе учителем технологии. Но он призывался на сборы, где получил военно-учётную специальность химика-дегазатора. Человек, владеющий методами обработки заражённых технических средств, помещений и обмундирования, был необходим.

– Меня пригласили в военкомат и объяснили ситуацию. Никто не настаивал, однако отказаться было невозможно. Я понимал, что способен принести пользу, и не смог бы смотреть в глаза своим ученикам, если бы остался дома. У меня у самого три дочери-школьницы.

В Припяти главной задачей было закрыть саркофагом четвёртый блок. Обломки взорвавшегося реактора упали на крышу расположенного рядом третьего блока. Радиация, которую они излучали, составляла 10-12 тысяч рентген. К взорвавшемуся блоку подойти невозможно, пока с крыши третьего не будут убраны радиоактивные обломки. План работ тщательно разработали. В зоне заражения можно было находиться не больше минуты. За это время человек мог поднять и опустить в контейнер, который подавал подъёмный кран, один-два обломка, и сразу ему на смену спешил другой «ликвидатор».

Горелов работал в 8-этажном административно-хозяйственном корпусе. На каждом из этажей организовали пропускные пункты. Оттуда провожали команды ликвидаторов и встречали их там же после работы. За смену только по одному этажу проходило по 700 человек. В чистом зале они раздевались и по коридору переходили к «грязному» залу, надевали рабочую одежду и отправлялись выполнять свою задачу.

Вячеслав Смирнов и Владимир Горелов

– Зал только назывался «грязным» – чистота в нём была идеальной, – вспоминает Владимир Михайлович. – В здании при ремонте сняли старые полы и натянули новые, со стен и потолка сбили штукатурку и положили новую. Но дозиметры показывали высокий уровень – каждый работник, возвращаясь, приносил с собой дозу радиации. Мы замеряли фон рабочей одежды и обуви, использовалась она от силы три раза. В случаях сильного уровня радиации, мы сразу складывали её в мешки. Такая одежда отвозилась в «могильник» для утилизации. На следующую смену рабочим выдавали новый комплект.

Ликвидаторы обедали в столовой, кормили их очень хорошо. Всю посуду тщательно мыли, кипятили, но использовали её на два-три приёма пищи. Затем тарелки, стаканы, столовые приборы бросали в мешки и отправляли на утилизацию.

В 30-километровой зоне люди должны были носить респираторы-лепестки. Это правило соблюдали все. Но однажды рядом с четвёртым блоком загорелся склад. Пожарные расчёты прибыли оперативно, но вода в пожарных машинах моментально заканчивалась.

– Огонь поднялся на десятки метров. Мы тянули пожарные рукава к реке. От пыли и гари лепестки прилипли к лицу так, что дышать было нечем, – рассказывает Владимир Горелов. – В какой-то момент я не выдержал и отодвинул респиратор. Огонь потушили, и вроде обошлось. Хотя последствия воздействия радиации – озноб, першение в горле, сонливость и проблемы с желудком – периодически возникали у каждого из нас.

О саркофаге сообщили раньше, чем построили

Работы по уборке радиоактивных обломков ещё продолжались, и до строительства саркофага было далеко, но общественности уже сообщили, что он установлен.

– Нам приносили свежую прессу. В одной из федеральных газет мы с удивлением прочитали, что взорвавшийся реактор уже закрыт, и даже была опубликована фотография улыбающихся людей без масок, которые нам было предписано носить постоянно, – рассказывает Владимир Михайлович. – В это время четвёртый блок оставался открытым, с огромной дырой.

Однажды прямо на глазах «ликвидаторов» погиб экипаж вертолёта. Воздушная разведка уровня радиации проводилась постоянно. Для этого пилоты опускали зонд в дыру блока. В один из таких полётов винт задел трос высокого подъёмного крана, и вертолёт упал в дыру реактора. Надежды, что при падении кому-то из пилотов удалось выжить, не оставалось, поднять тела было невозможно. Реактор стал для пилотов могилой.

Наконец обломки убрали и начали возводить саркофаг. При строительстве 70-метровой конструкции из бетона и стали соблюдали те же меры безопасности. Работник, заварив один электрод, сразу покидал опасную территорию, ему на смену бежал другой.

Но однажды по недосмотру бригада рабочих схватила огромную дозу радиации. Выполняя ремонтные работы, они провели в опасной зоне несколько часов, потому что про них забыли. Как вспоминает Владимир Горелов, проходя через пропускной пункт, молодые люди шутили и выглядели здоровыми. Что с ними случилось потом, Владимир Михайлович не знает.

У каждого ликвидатора был дозиметр-накопитель. По возвращении Горелов и другие сотрудники пропускного пункта аккуратно записывали показатели. Постепенно доза накапливалась. Пределом были 25 рентген. Уже после 20 рентген человека в спешном порядке отправляли домой. Владимир Горелов вернулся домой, когда «накопил» 22,15 рентгена.

Курян спасли ветер и ливень

Во время командировки в Чернобыль Вячеслав Смирнов «собрал» больше 23 рентген. Вячеслав Васильевич – профессиональный военный, больше 20 лет прослужил в ракетных войсках стратегического назначения. К 1986 году он уже семь лет работал в штабе гражданской обороны Курской области. Долгое время о трагических событиях в Чернобыле не сообщали, ходили только слухи. Вячеслав Смирнов стал одним из тех курян, кто первым узнал правду об аварии.

– Нас собрали 29 апреля и объявили, что в ходе аварии на Чернобыльской АЭС произошла разгерметизация реактора с выбросом радиоактивных веществ, есть жертвы. С этого же дня нас перевели в режим повышенной готовности. Я написал рапорт на имя начальника штаба ГО РСФСР генерал-полковника Крутских о добровольном направлении меня на Чернобыльскую АЭС.

Ответ пришёл через две недели: «Будете направлены по мере необходимости». Только через восемь месяцев меня направили в Чернобыль. До командировки мы занимались ликвидацией последствий аварии на курской земле. По всей области были выставлены посты радиационного химического наблюдения. Сводка 29 апреля показывала естественный уровень. Была надежда, что сильный восточный ветер не занесёт радиоактивное облако, а вечером начался ливень, продолжавшийся всю ночь. Вечером 30 апреля приборы зафиксировали повышение уровня гамма-излучения на 250-270 микрорентген, а ночью – до 300, но затем уровень стал снижаться и к середине мая был в пределах санитарных норм – 60 микрорентген. Анализируя события тех дней, думаю, что не будь ветра и дождя, последствия для Курской области были бы намного хуже.

Ликвидаторов в Киеве сторонились

Наконец Смирнов получил назначение и утром 1 февраля на самолёте вылетел в Киев, а 2 февраля уже был в Чернобыле.

Вспоминая первые впечатления, Вячеслав Васильевич говорит, что его даже не столько поразил безлюдный город, сколько фруктовые сады при въезде в Чернобыль.

– Зима, снег, а на деревьях огромные яблоки, будто только что созрели, а листьев нет. О Чернобыле ходит много слухов о животных-мутантах. Ни я, ни мои коллеги такого не видели. Но были очень странные моменты. В Чернобыльской зоне проводили исследования разные учёные, в том числе биологи. В качестве эксперимента они в теплицах выращивали овощи и ягоды. Меня поразила огромная красная клубника. Одну я даже рискнул попробовать – ягода была вкусной, ароматной, сладкой. Позже я об этом пожалел. После визита к биологам я скрепкой прикрепил кустик с ягодами к шторе. Прошло два месяца, а клубничины выглядели так, будто их только что с грядки сорвали…

Вячеслава Смирнова и его коллег поселили в переоборудованном под общежитие чернобыльском детском саду.

– Периодически мы возили в Киев секретные документы. Киевляне уже многое знали о последствиях радиационного заражения и от нас, людей в форме, старались держаться подальше, – рассказывает Вячеслав Васильевич. – Скажу, что в Киеве боялись и эвакуированных из заражённой зоны семей. Им предоставляли жильё, обеспечивали медицинской помощью, детей определяли в школы. Но ребята не хотели дружить с новенькими, сторонились их и дразнили. Впоследствии несколько эвакуированных семей переехали к нам, в Суджанский район, где, как я знаю, их встретили по-доброму.

Несмотря на все меры предосторожности и жёсткую дисциплину, случалось всякое. Смирнов работал с документами под грифом «секретно». При заполнении журнала о происшествиях, ему пришлось вносить сведения о гибели сержанта Блинкова.

– Год назад он вернулся со срочной службы, женился и до отправки в Чернобыль у него родился сын. В здании, где размещалось командование, пропало электричество, в 5 утра поварам надо было готовить завтрак. Старшина разбудил не электрика, а Блинкова. Ему поручили на вводе в трансформатор поправить провод под напряжением в 10 кВт. Сержант выполнил приказ, и электроснабжение было восстановлено, но Блинков получил смертельный удар током.

«Сражение» с тополями

Смирнов был прикреплён к прошедшему Афганистан генерал-майору Леонтию Робул. Саркофаг на четвёртом блоке уже был установлен. В марте планировалась ещё одна чистка кровли третьего блока, где оставались радиоактивные пятна.

– Блок был построен в форме буквы «П», и чернобыльцы прозвали его «парашей», – вспоминает Вячеслав Васильевич. – У нас была карта «параши» с обозначенными пятнами радиации, по ней мы размечали пути движения и места складирования мешков. Личному составу выдали лопаты, ломы, носилки и чёрные пластиковые пакеты. Генерал первым вышел на крышу и подал сигнал приступить к работе первой тройке. Ломами и лопатами они сдирали рубероид, пока не прозвучала сирена сменить первую команду второй. В таком порядке и продолжалась работа.

В конце командировки одной из самых масштабных работ для Смирнова стала подготовка к расширению автомобильной дороги Лелев – Копачи. По обочине росли огромные тополя, которые тоже были заражены радиацией. Их надо было спилить, выкорчевать корни и вывезти.

– Это походило на какое-то огромное сражение. На протяжении нескольких километров всё двигалось, рычало, мощные экскаваторы и краны с трудом выкорчёвывали пни. Машины высокой проходимости на стальных тросах тащили стволы и корни. На снежном покрове следы их движения напоминали паутину.

Командировки на место аварии были короткими, но даже нескольких дней хватило, чтобы у «чернобыльцев» обострились старые болезни и возникли новые. Вячеслав Смирнов написал три книги о чернобыльцах. Ему удалось проследить судьбу многих курских ликвидаторов последствий катастрофы.

– Особой материальной заинтересованности у нас не было, – говорит Вячеслав Смирнов. – Я как военный за период работы на станции получал два оклада. Гражданским платили командировочные – по три рубля за сутки, а по возвращении домой давали одноразовую выплату. Но для нас деньги не были главным. Я не жалею ни об одном дне, проведённом на станции, где познакомился с удивительными людьми. Они были настоящими героями. Книги я пишу, чтобы их подвиг не был забыт.

Справка «КП»
Как сообщили в отделении Фонда пенсионного и социального страхования РФ по Курской области, каждый чернобылец имеет право на меры социальной поддержки со стороны государства: досрочный выход на пенсию по старости, установление пенсий по инвалидности и по случаю потери кормильца, а также установление двух пенсий и ежемесячных денежных выплат. На сегодняшний день ведомство выплачивает пенсии более чем 29 тысячам гражданам, признанным пострадавшими в результате радиационной катастрофы.

Анна ЖУРАВЛЁВА