Газета "Курская правда". Всегда актуальные новости в Курске и Курской области. События и происшествия.
Свиридов: гений музыки, мыслитель эпохи, гражданин Отечества
Музей Свиридова в Фатеже
В Курске масштабно отметили 110-летие со дня рождения Георгия Свиридова. В честь этого события наш регион инициировал акцию «Время, вперёд!», в которой приняли участие симфонические оркестры из Курска и шести городов страны, разработали экскурсионный маршрут по свиридовским местам, в школе искусств открыли его обновлённый бюст, а силами творческих колледжей сделали историческую реконструкцию ранней оперетты. И это только малая часть юбилейных событий.
Своего знаменитого земляка куряне ценили и уважали всегда. Первые фестивали его имени стали проводить в курской филармонии ещё при жизни композитора. В Курске установлен единственный в России памятник Свиридову. Его имя носят курский музыкальный колледж и детская школа искусств №1. Особая гордость – музей Георгия Свиридова на его малой родине в Фатеже. Он расположен в доме, где маленький Юра и появился на свет. Среди экспонатов – личные вещи, предметы с рабочего стола, подлинники фотографий, книги с его автографом. Бесценной реликвией музея является рояль фирмы «Беккер» – тот самый, который мама выбрала для сына вместо коровы в голодные 20-е годы. При поддержке Министерства культуры РФ на базе фатежского музея будет создан филиал Российского национального музея музыки – первое федеральное учреждение в Курской области.
– Место, подарившее миру великого композитора, должно соответствовать тому вкладу, который Свиридов внёс в историю российской музыки! – подчёркивает губернатор Александр Хинштейн.
Но всё это – одна сторона величайшего национального гения Георгия Свиридова, а есть ещё другая сторона. И об этом стоит поговорить особо.
В 2017 году в издательстве «Молодая гвардия» по инициативе племянника композитора Александра Белоненко вышло второе издание (доработанное и дополненное) книги Георгия Свиридова «Музыка как судьба» (первое издание – 2002 год). Это черновики, наброски статей и выступлений, а также, что самое интересное, дневники композитора – то, что не предназначалось для печати.
Сказать, что на читательское сообщество книга произвела шокирующее впечатление, это ничего не сказать. Это вулкан, огнедышащая лава, книга-огонь! И отношение соответствующее: её боятся как огня. И стараются поменьше о ней говорить: очень уж нестандартные мысли, зубастые, мозговзрывающие, озвучивает здесь Георгий Васильевич.
Но говорить об этом не только можно, но и нужно, поскольку это реальный Свиридов! Это путешествие в его внутренний мир, где за каждой высказанной мыслью открывается выход в бесконечность. Подобных мыслей с выходами очень много, обсуждать их можно бесконечно долго, посему в настоящей, юбилейной, статье мы только начнём. И сфокусируемся на трёх моментах.
Музыка как религия
Первое достойное удивления обстоятельство – мировоззрение Свиридова. Напомним, что практически вся его жизнь прошла при советской власти, в религиозном плане это была эпоха тотального безверия, государственного атеизма. А Свиридова мы знаем в том числе как автора «Патетической оратории» на революционные стихи Маяковского и сюиты «Время, вперёд!», чрезвычайно созвучной советской эпохе (недаром главную её тему взяли в качестве заставки программы «Время»). И на этом фоне читаем:
«Музыка – особенно сильно связанное с верой искусство. Не говоря уже об искусстве богослужебном, например, народные песни, связанные с обрядами, в основе своей религиозными. Да и сами чувства людей за истекшие две тысячи лет воспитаны догматами христианства: правдивость, сострадание, любовь – основа веры Христовой, самопожертвование и т.д.» (с. 80).
И это 1963 год. А вот запись 1975 года:
«Искусство, в котором присутствует Бог, как внутренне пережитая идея будет бессмертным» (с. 90).
А читая дальше, убеждаешься, что мировоззрение Свиридова оказывается целиком и полностью (без всяких оговорок) не марксистско-ленинским материалистическим (как то подобало строителю коммунизма), а напротив – идеалистическим, христианским. Причём его религиозность вовсе не стихийная, не случайная, а, во-первых, изначальная и, во-вторых, фундаментальная.
Изначальная в том смысле, что заложена ещё в детстве, благодаря посещениям церкви с бабушкой:
«Церковная музыка не производила на меня специального, отдельного сильного впечатления. Сильное впечатление производила вся церковная служба – храм, всегдашняя чистота его, запах воска (тогда свечи были восковые) и ладана, благовоние кадила, которым батюшка помахивал в сторону толпы, всем кланяясь одновременно, а толпа крестилась, картины на стенах, высота храма, лики святых. Пение хора входило составной частью в службу, довершая необычность обстановки, возвыш
енность и значительность происходящего» (с. 198).
Вспоминает Георгий Васильевич и чисто топографические подробности:
«В Курске было много церквей, надо сказать – одна красивей другой и ни одна не похожа на другую: церковь Николая Угодника, Флоровская, Знаменский монастырь, Ильинская церковь, Благовещенская, церковь женского монастыря (уже в ту пору разорённая), красивый собор на улице Максима Горького, который до сих пор сохранился прекрасно, Георгиевская церковь, Троицкий собор изумительной красоты, обломки которого сохранились до сих пор…» (с. 199).
«В Фатеже было 4 церкви: Соборная, где меня крестили (поп Иван Халанский по прозвищу Халан), Покровская (церковь св. Покрова), рядом с ней в одной загородке Тихвинская церковь (которую с превеликим трудом взорвали после войны)…» (с. 200).
Казалось бы, просто нейтральные подробности, но это вовсе не так, поскольку даже за этим простым перечислением прочитывается глубинная симпатия. Иными словами, религиозная закваска оказывается в глубинах сознания, в самой сущности Свиридова. Тогда как созвучие некоторых его произведений текущей советской эпохе лежит на поверхности и на поверку оказывается чисто внешним, случайным, необязательным.
Таким образом, именно религия, христианство в самом что ни на есть чистом виде оказываются ключом к пониманию творчества Свиридова, поскольку в то непростое время (хотя какое время простое?) именно оно было его путеводной нитью.
Его творческие поиски были по сути религиозными.
«Заблудившаяся русская душа, которая не знает, куда идти… Искусство может указывать пути» (с. 164).
«Помню, как во дворе монастыря лежал поверженный колокол…» – это из детских воспоминаний, а вот развитие темы спустя годы: «Колокольный звон – это совсем не материальные звуки, это символ, звуки, наполненные глубочайшим духовным содержанием, глубочайшим духовным смыслом, который не передашь словами» (с. 163).
Религиозная закваска предопределила и выбор пути Свиридова в музыкальном пространстве. Почему он стал в первую очередь хоровиком? Да потому что именно в этом направлении возможен высокий синтез Музыки и Слова.
Музыка как профессия
Вторым моментом, на котором стоит остановиться, говоря о дневниках Свиридова, является музыка (академическая музыка) как таковая. Благодаря этой книге мы получаем ответ на два чрезвычайно интересных вопроса. Во-первых, что такое музыка вообще? Во-вторых, каково место и действие в этом пространстве самого Свиридова?
«Музыка – процесс во времени. Существуют различные способы, принципы движения музыкальной материи. Какой способ движения музыкальной материи у меня? Следом за мыслью, за словом. У Мусоргского – за мыслью, за драматургией, за словом. Музыка Чайковского и Шостаковича – русская, конкретная, а не отвлечённая. Додекафония уничтожает интонационные черты, интонационно стёртая. Интонация нивелируется» (с. 79).
Итак, музыка – это особая система координат. Она сродни математике. Если за числами и математическими формулами стоят законы мироздания, то за музыкальными произведениями – законы гармонии. А законы гармонии – это те же самые законы мироздания. И в этом смысле музыка есть универсальное абстрактное искусство.
Музыканты (прежде всего композиторы) – это люди, живущие в мире музыкальных созвучий. Они мыслят звуками, последовательностью звуков. Для человека со стороны это совершенно непонятный мир, и потому, как следствие, перед музыкантами принято просто преклоняться, совершенно не понимая того, чем они занимаются. Раз какое-то непонятное, сложное явление, стало быть, это высокое искусство.
Так вот, Свиридов полностью дезавуирует такой подход. Согласно Свиридову, симфоническая музыка – это вовсе не обязательно высокое искусство, оно может быть и низким, и вообще никаким.
«Как это ни парадоксально, музыканты часто бывают далеки от сущности музыки, они видят только ноты – знаки, сущность которых им непонятна» (с. 35).
В книге Свиридова огромное количество резко критических отзывов как о конкретных музыкантах, так и об общих тенденциях в современной музыке. Особенно бескомпромиссно его отношение к так называемой додекафонии.
Додекафония – техника музыкальной композиции, разработанная Арнольдом Шёнбергом в 1920-х годах. Здесь нет понятий благозвучия или неблагозвучия: все двенадцать тонов октавы используются одинаково и образуют уникальную последовательность звуков, взаимодействуя исключительно друг с другом. Серия тонов может быть представлена как горизонтально – в виде мелодии, так и вертикально – в виде созвучия с определённой структурой.
Говоря попросту, это другой рецепт создания музыки, другая методика. Возникшая вполне естественно, то есть в результате исчерпанности «классической школы». По сути, те же процессы происходили и в других жанрах искусства – литературе, театре, изобразительном искусстве. Новаторство, модернизм, а затем авангардизм, абстракционизм.
«Мелодия превратилась в серию, т.е. механическую, безобразную последовательность нот, абсолютно не ценную саму по себе, а являющуюся только предлогом для так называемой разработки, т.е. для бесконечных повторений в основном порядке или задом наперёд…» (с. 143).
В чём же суть неприятия Свиридовым новых направлений? А в том, что Музыка воспринимается им исключительно в синтезе с Мыслью, со Словом. Иначе это чистая абстракция – движение либо в негативном, либо в неведомом направлении. И христианская сущность Свиридова такой путь, конечно, отвергала. С однозначными его выводами вовсе не обязательно соглашаться, но вопросы остаются и требуют ответа.
«Современный симфонический оркестр своим грохотом, как гигантским гвоздём, намертво прибивает слушателя к филармоническому креслу. Звучание хора поднимает человека в высоту, отрывает его от этого кресла, преодолевая силу земного притяжения» (с. 359).
Музыка как жизнь
Но особенно поражают – вызывают именно шок! – нелицеприятные высказывания в отношении конкретных деятелей искусства.
«Прочитал стихи поэта Вознесенского, целую книгу. Двигательный мотив поэзии один – непомерное, гипертрофированное честолюбие. Непонятно, откуда в людях берётся такое чувство собственного превосходства над всеми окружающими. Его собеседники – только великие (из прошлого) или, по крайней мере, знаменитые (прославившиеся) из современников, неважно кто, важно, что «известные».
Слюнявая, грязная поэзия, грязная не от страстей (что ещё можно объяснить, извинить, понять), а умозрительно, сознательно грязная. Мысли – бедные, жалкие, тривиальные, при всём обязательном желании быть оригинальным» (с. 129).
Самое жёсткое – о Маяковском: «Яд, скопившийся в нём, в этом человеке с опустошённой душою, превратившемся в злобное, ядовитое насекомое, искал выхода, изжалив всё, что было вокруг него и, видя, что жалить больше некого, он в бешенстве вонзил в самого себя своё скорпионье жало и издох» (с. 359).
Но никогда это не сводится к простой вкусовщине «нравится – не нравится». Каждый отзыв – хороший или плохой – всегда у него содержит обоснование, собственный аргумент, причём достаточно весомый. К фигуре Маяковского обращение неоднократное – оно и понятно: ведь к его стихам Свиридов обращался в своей «Патетической оратории». Однако против совести пойти не мог:
«Человек, который написал: «Я люблю смотреть, как умирают дети», – не может быть назван человеком. Это – выродок» (с. 336).
Особенно доставалось на орехи коллегам по композиторскому цеху: Шостаковичу, Щедрину, Хренникову. В то же время при весьма критичном отношении к современному симфонизму очень хорошо Георгий Васильевич отзывался о таких младших своих современниках, как Отар Тактакишвили, Борис Чайковский (не путать с классиком, впрочем о Петре Ильиче тоже ничего плохого сказано не было).
Хотя и в отношении к небожителям даже такого калибра, как Бах, Бетховен, Георгий Васильевич не особо церемонился. Для него не было (или почти не было) понятия «священных коров», то есть раз и навсегда установленных авторитетов. Каждое явление он проверял на истинность, и касательно одной и той же личности – Глинки, Рахманинова, Прокофьева, того же Шостаковича – в рассмотрении разных аспектов их творчества высказывался порой диаметрально противоположно.
А среди тех, к кому Свиридов относился с неизменной любовью, назовём прежде всего Есенина, Блока и Мусоргского. Впрочем соглашаться с ним вовсе не обязательно. Но обязательно думать!
Именно этому способствует вся книга Свиридова «Музыка как судьба», которая на самом деле гораздо больше, чем размышления об искусстве. Она о жизни во всех её проявлениях.
О ГЛАВНОМ ДЛЯ МЕНЯ:
«Музыка – искусство бессознательного. Я отрицаю за Музыкой Мысль, тем более какую-либо Философию. То, что в музыкальных кругах называется Философией, есть не более чем Рационализм и диктуемая им условность (способ) движения музыкальной материи. Этот Рационализм и почитается в малом круге людей Философией. На своих волнах (бессознательного) она <музыка> несёт Слово и раскрывает сокровенный тайный смысл этого Слова. Слово же несёт в себе Мысль о Мире (ибо оно предназначено для выражения Мысли). Музыка же несёт Чувство, Ощущение, Душу Мира. Вместе они образуют Истину Мира. Рациональное выражается через Волю. Бессознательное – через Откровение».
Олег КАЧМАРСКИЙ
