Газета "Курская правда". Всегда актуальные новости в Курске и Курской области. События и происшествия.

Хрюша

Газетный выпуск № 72
20 июня 2019 11:16 Культура

11 июня исполнилось 7 лет, как ушел из жизни талантливый курский художник Владимир Парашечкин. Был у этого замечательного живописца и доброго человека необычный друг – хорек Хрюша.

Одно время я часто бывал в мастерской курского художника Владимира Парашечкина. После коротких взаимных приветствий я усаживался в старенькое жесткое кресло, вытаскивал из портфеля толстую амбарную книгу с заложенным между страницами большим плотным конвертом, в котором лежали фотоснимки известного курского фотокорреспондента ИТАР-ТАСС Олега Сизова, и извлекал их. В это время Владимир ставил на стол пустые бутылки, к которым мы приставляли старые снимки, сделанные фотомастером в период между осенью 1982 и весной 1983 годов, а потом внимательно всматривались в черно-белые изображения лесного хорька. Володя начинал мне о нем что-либо рассказывать, а я, любопытства ради, дотошно расспрашивал его о зверьке, делая попутно свои записи.
Обычно появляясь утром в своей мастерской на улице Марата, художник тихо раздевался, привычно усаживался за рабочий стол, заваленный книгами и журналами, цветастыми банками с гуашью, и негромко произносил: «Хрю-ша-а-а!»
Этого было достаточно, чтобы из-под невысокого книжного шкафа, стоявшего в углу помещения, сначала высовывалась заостренная заспанная мордочка хорька с небольшими трехгранными ушками, которая лениво открывала светло-розовую пасть со скобкой острых мелких зубов, напоминающих белоснежную пилку. Хищный ночной зверек протяжно зевал еще с закрытыми после долгого сна глазами, медленно выбирался из своего жилища, дугой вытягивая длинное тонкое гибкое тело, а затем стремглав взлетал на колени к художнику, заранее зная, что тот принес ему лакомство. Обычно это были кусочки жареной курицы или небольшие ломтики пахучей колбасы. Сырым мясом Парашечкин никогда не кормил Хрюшу.
Хорек жадно хватал пищу и в секунды исчезал с ней на своих коротких ножках в убежище, чтобы, быстро спрятав еду, вновь вернуться к художнику за новой порцией. Плотно позавтракав, юрко взлетал он на плечо хозяина и во время долгой кропотливой работы Владимира Вячеславовича над эскизом будущей картины мог спокойно задремать, опустив долу пушистый черный хвост. Если в такую минуту в мастерскую заходили шумные посетители, хорек продолжал дремать, касаясь тепленьким пузошком шеи художника, вроде бы не обращая на человеческую суету никакого внимания. Иной раз Хрюша, а это была самка, могла взобраться глубоко в рукав распахнутого на художнике пиджака или плюхнуться комком за пазуху рубашки, но чаще всего ее очаровательная мордашка располагалась все же на плече у уха Владимира, где пульсировала голубая венозная артерия, постоянно привлекая внимание зверька, и Хрюша начинала ласково покусывать тугую мочку уха хозяина мелкими острыми зубками, совсем не причиняя ему боли.
Это был лесной хорек с высокой и редкой шерстью, сквозь ость которой хорошо просматривался густой светлый подшерсток. Его, с разбитой головой и кровоточащей лапкой, однажды принес в художественно-производственные мастерские Курского отделения Художественного фонда РСФСР осенним днем сторож предприятия. Зверька он нашел в высоком штабеле сосновых досок, сложенных во дворе мастерских.
Подойдя к группе художников, сторож взмолился: «Мужики, возьмите зверька!»
– Давай его в мою мастерскую, – несколько нерешительно произнес Вячеслав Кононов. Но хромающий на переднюю лапку хорек смог прожить у него лишь только неделю. Испуганное существо издавало такой неприятный острый запах, вызывавший в носу ощущение, похожее на действие нашатырного спирта, что Кононов совсем скоро всерьез стал задумываться о передаче хорька на станцию юных натуралистов. Вячеслав спросил у Владимира Парашечкина:
– Вов! Наверное, надо отдать зверюшку, не выбрасывать же ее на улицу?
– Зачем же? – неожиданно услышал в ответ. – Я возьму к себе.
Парашечкин знал, что хорьки смелы и бросаются на людей, поэтому разыскал брезентовые рукавицы и боязливо извлек из-под сложенной стопы листов тонкой фанеры испуганно извивающееся тельце темного зверька, быстро перенес в свою мастерскую и его выпустил, предварительно закрыв за собой плотнее дверь. Хорек немедленно нашел себе пристанище, юркнув под низкий старенький книжный шкаф, забитый книгами и стопами газет. На следующий день художник обнаружил, что часть газет исчезла. Позже, догадавшись, что зверюшка устроила свое логово, стал приносить в мастерскую кусочки мягкой ткани, которые она незамедлительно уносила к себе в убежище.
Но в тот первый день хорек как исчез под шкафом в углу, так больше и не появился на свет. Художник не стал его тревожить. На следующий день, когда Парашечкин принес с собой пищу для хорька, мордочка умного зверька на мгновение появилась в щели и вновь исчезла. Тогда художник положил ломтики ароматной колбасы у самого шкафа, но хорек не показывался…
Но все-таки голод не тетка – заставил милую осторожную зверюшку перебороть свой первородный страх, рывком вынырнуть из щели, стремительно схватить кусочек колбасы, вмиг скрыться в спасительном убежище. И лишь скорый шум привлек к себе внимание художника. Исчез пока один ломтик колбасы, а остальные продолжали лежать на своем месте. Тогда Владимир решил разложить ломтики по строгой линии от книжного шкафа к центру помещения мастерской, с каждым кусочком увеличивая расстояние между ними. Постепенно хорек, выныривая, подобрал все колбасные ломтики, с величайшей осторожностью всякий раз унося с собой кусочек пищи в зубах, издавая при этом слабые хрюкающие звуки.
Художник намеренно замирал за своим рабочим столом и только краешком глаза тщательно наблюдал за действиями хитрого хорька. С этого момента Владимир Парашечкин, посоветовавшись с соседом по мастерским Вячеславом Кононовым, решил назвать зверька Хрюшей.
А когда вся еда была надежно припрятана в убежище, хорек все же вновь выскочил из-под шкафа, обстоятельно обнюхал деревянный пол и стрелой умчался к себе восвояси, не показываясь более двух часов. Потом, сытый, медленно выполз из искусственной норы, вновь тщательно обнюхал свой предшествующий путь, где еще недавно споро пробегал, и ушел надолго в спячку.
Каждое утро Парашечкин приносил Хрюше мясную еду. От хлеба зверек сразу же отказался и впредь его игнорировал. Только спустя неделю художник вдруг спохватился, вспомнив, что ни разу не налил Хрюше воды. Исправляя свою явную оплошность, тут же снял с полки широкую плоскую керамическую миску работы известной художницы Малевиной, супруги знаменитого художника Семена Чуйкова, налил в нее из-под крана воды и поставил на пол в центре мастерской, с любопытством ожидая момента выхода из убежища зверька.
Хорек за первую неделю своего пребывания у Парашечкина уже освоился с помещением, ловко и быстро бегал по нему, тихо похрюкивая, но все же брызгал вонючим отделением своих желез. Иногда он приближался к художнику, осторожно обнюхивал его ноги, но если тот делал хотя бы небольшое движение, резко отпрыгивал, мгновенно съеживался, укорачиваясь вдвое, затем резко подавался назад, раскрывая хищную пасть и высокой дугой изгибая длинное гибкое туловище, как вновь с любопытством подбирался к художнику, по ходу дела занимаясь каким-то своим исследованием, или надолго исчезал в убежище.
Чудесная миска с личным знаком художника-керамиста, облитая жирной глазурью, с забавной фигуркой ультрамаринового барашка в белых пятнах, была подарком автора Тамаре Третьяковой, супруге Владимира Вячеславовича. Она одиноко маячила на ярко освещенном солнцем полу с налитой до краев водой. Хрюша скоро заметила столь незнакомый ей предмет и обошла его со всех сторон, тщательно обнюхивая, а потом нырнула заостренным рыльцем в воду и стала жадно пить. Недолго попив и как бы поразмыслив, неожиданно юркнула в воду, выплеснув большую ее часть из плоской лохани на пол, радостно вскочила, потом вновь «нырнула» в воду, а выпрыгнув, резко отряхнулась, сбрасывая с длинной шерсти лишнюю влагу. После этого довольная ушла на свое лежбище.
С тех пор Парашечкин каждый день, перед уходом с работы, оставлял Хрюше воду на ночь, а к следующему утреннему приходу в мастерскую видел по брызгам на полу, что Хрюша принимала «ванну».
Первое время вонючий запах в мастерской был нестерпимым и соседи-художники, сотрудницы рядом находящейся бухгалтерии полушутя грозили Парашечкину: «Выселим тебя с треском вместе с твоей Хрюшей». Но вскоре запах стал слабее и вполне терпимым, а со временем в помещении мастерской стал витать аромат духов, вызывая у ее владельца своеобразный кайф.
К этому времени зверек, трудный к приручению от природы, стал доверчивым. Однажды он медленно залез к художнику на колени, а тот на радостях и в благодарность за такое отношение решил зверька погладить. Сделал это с великой боязнью, все время помня об острых зубах хорька, нежно погладил рукой по жестковатой густой каштаново-бурой шерсти спины. В это время зверек непрерывно смотрел на художника, а тот, в свою очередь, внимательно всматривался в черные бусины Хрюшиных глаз, все время опасаясь: «Не хватанет ли за руку?»
И вдруг хорек доверчиво медленно полез по руке на правое плечо, обогнул шею и оказался на левом плече. Немного задержался, обнюхал ухо (в это время у Парашечкина стали сдавать нервы и внезапно пронеслась шальная мысль: «Не укусит ли?»). Тем временем зверек спокойно спустился по спинке кресла на сиденье, и художник отважился взять его в руки. К несказанной радости Владимира, хорек позволил это сделать. Вновь и вновь рука художника гладила гибкую спинку Хрюши. Контакт между обоими, наконец, установился.
С этого дня зверек постоянно стал приближаться к креслу художника, самостоятельно влезал на колени Владимира, потом мог добраться до его шеи и на плече тихо задремать. Если в это время Парашечкин что-то рисовал за столом, хорек спокойно спал на плече.
Месяца через полтора после своего вселения в мастерскую Хрюша, лежа на коленях художника, в дремоте неожиданно перевернулась на спину, а тот решился погладить ее буроватое брюшко. Сделав это впервые, он увидел полуоткрытую от удовольствия пасть с белоснежными рядами острых зубов и зажмуренными глазами на рыльце. С того момента эта поза стала любимой у Хрюши. Отныне, ловко забравшись на колени, она укладывалась брюхом вверх, заставляя хозяина мастерской подолгу гладить ее густую светлую подпушь. Вскоре она засыпала, широко разинув от наслаждения пасть. Через полчаса художник обычно перекладывал спящее Хрюшино тельце на диван, и она продолжала дремать, сладко иногда позевывая, а проснувшись, тотчас уходила в свою «нору».
Однажды утром, открыв ключом дверной замок в мастерскую, Парашечкин удивленно уставился на хорька, стоявшего на задних лапках со сложенными на груди передними. От изумления он только произнес: «Хрюша?» Зверек стал юлой носиться вокруг художника, делая резкие гибкие повороты, мгновенно съеживаясь, устроив веселую круговерть. Ошеломленный Владимир, не раздеваясь, медленно осел в кресле, а Хрюша радостно запрыгнула к нему на колени, тут же взобралась на грудь, все время пристально глядя в глаза художнику.
Если Парашечкин или Кононов уезжали в командировки, покормить Хрюшу приходили супруга или сын Владимира Вячеславовича, которых зверек встречал обычно приветливо. Со временем хорек привык к людям, заходившим в мастерскую к Парашечкину, даже позволял им себя гладить. Конечно, смельчаки боялись его зубов и с опаской приближались к нему, но не было, казалось, случая, чтобы Хрюша укусила кого-то. Единственный раз Хрюша, тщательно обнюхав ноги жены одного из сотрудников предприятия, по природе скандальной женщины, больно тяпнула ее за руку. Дама с визгом бросилась наутек из мастерской, а хорек прижался к хозяину.
Зато, когда рабочий мастерских Вильям принес Парашечкину пузатого безродного щенка, животные долго обнюхивали друг друга, а потом началась их веселая игра, закончившаяся тем, что тонкий собачий нюх привлек щенка к убежищу хорька, но из-за своего крупного объема тела пес не смог пролезть в «нору» Хрюши, где она хранила свои съестные запасы.
От нахального гостя Хрюша даже встала на задние лапы, а затем в стремительном прыжке крепко вцепилась зубами в вислое ухо песика. Поднялся такой визг на весь коридор, что даже сотрудницы бухгалтерии сбежались посмотреть, что же стряслось. Тем временем Вильям с Парашечкиным разнимали зверей, но Хрюша мертвой хваткой вцепилась в несчастного окровавленного лопоухого. Крайне раздосадованный Вильям был уже не рад проведенному эксперименту.
Как-то Парашечкин отнес на руках Хрюшу в соседнее помещение бухгалтерии, когда обедали ее сотрудницы.
– Девочки, дайте нам что-либо вкусненькое…
Кто-то дал колбаску, и художник отнес довольного зверька с едой в пасти к себе в мастерскую. Хорек споро отнес пищу в свои закрома и вновь появился у ног художника.
– Теперь пойдем в бухгалтерию пешком, – сказал Парашечкин хорьку, и тот двинулся за ним, делая гибкие мелкие прыжки. Вновь зашли к своим соседям, и снова Хрюша получила лакомый кусок. Сначала хорек растерянно заметался по большому помещению, ища выход, а найдя его, бросился опрометью к себе, по инерции проскочив в коридоре родную дверь, умчался в цех.
– Хрюша, куда ты делась? – взывал, стоя у двери мастерской, Парашечкин. Вскоре Хрюша появилась и быстро прошмыгнула в свое убежище. В тот день она еще три раза бегала в бухгалтерию к добрым женщинам и каждый раз приносила себе пищу.
В последующие дни стоило Владимиру сказать: «Хрюша, обед», – хорек быстро приближался к художнику и оба в ногу отправлялись в бухгалтерию. Пока Владимир вел веселые разговоры с дамами, хорек делал свои дела – получал кусочки еды и самостоятельно относил в свое жилище, снова и снова возвращаясь…
Как-то Парашечкин принес хорьку сырое куриное яйцо. Хрюше сразу же захотелось его отведать, но маленькая жадная пасть не управлялась с ним, и, быстро катая рыльцем яйцо по полу, она неожиданно сильно ударила его о ножку стола и в разбитом сокровище немедленно разгрызла щель, запустив туда свой розовый язычок. Через минуту все было высосано и счастливая зверюшка, облизав усы, еще раз тщательно обнюхала уже пустую скорлупу.
После этого художник изредка приносил хорьку яйца, сырые или вареные. Хрюша предпочтение отдавала сырым, но если утром ей приносилось вареное, освобожденное Парашечкиным от скорлупы, хорек, стоя на задних лапках с полуоткрытой пастью, замирал в ожидании гастрономического лакомства. Владимир клал очищенное яйцо на пол, а зверек мгновенно разгрызал белковую оболочку, освобождал желтый шарик и впивался зубами в него, ловко подгребая короткими лапками крохотные комочки и жадно их проглатывая.
Закончив отведывать деликатес, немедленно приводил себя в порядок, язычком и лапками стряхивая желтые крошечки с усов. Только после этого он тщательно обнюхивал кусочки белка, которые перед этим небрежно разбросал перед любимой трапезой, и начинал относить их в свое жилище под книжный шкаф.
Каждый раз, когда Парашечкин уходил с работы домой, хорек норовил тоже отправиться с ним в путь, но художник ладонью мягко его отталкивал и, быстро захлопнув дверь, отправлялся восвояси…
Прошло уже три месяца, и зимним холодным вечером Парашечкин, собираясь домой, потянулся за пальто, висевшим на вешалке, и нечаянно уронил шарф. Зверек, провожая хозяина, стоял на задних лапках, внимательно следя, как тот потянулся за шапкой, но, увидев соскользнувший на пол пушистый козий шарф, мгновенно схватил его зубами и потянул к себе в убежище. Парашечкин едва успел схватить шарф рукой, а Хрюша, выпустив его из пасти, молниеносно прокусила палец художнику. Появилась острая боль, потекла кровь…
Владимир был страшно удивлен: вроде бы и друзьями уже стали. Зверек, высоко отпрыгнув в сторону, тоже вопрошающе смотрел на него.
– Ах ты, разбойница! Нехорошо! – досадливо промолвил художник и, притопнув ногой, прибавил:
– Я тебя кормлю, а ты кусаешься?
Хрюша медленно повернулась и виновато проследовала в свое логово под шкафом. Когда на следующее утро художник принес еду Хрюше, она не появилась. Парашечкин спокойно разделся, зорко наблюдая за происходящим. Хрюша не выходила из убежища.
– Хрюша, Хрюша!
Не вышла. Владимир опустился на колени и заглянул в темную щель под шкафом.
Там увидел виноватую мордашку.
– Хрюшенька! – делая жестом руки приглашение к завтраку, художник протянул хорьку любимый им желток. Зверек не выходил. В этот день хорек не отправился в соседнюю бухгалтерию за снедью. Только во второй половине дня, когда уже стало темнеть, Хрюша вылезла из-под шкафа и долго грустно смотрела на Владимира, не обращая внимания на ожидавшую на полу в центре мастерской пищу. Парашечкину пришла мысль, что хорек глубоко переживает случившийся момент:
– Хрюша, извини меня. Может я и не прав, и виноват. Провались тот-то шарф.
Первый раз Хрюша ушла от Парашечкина в начале мая во время гона. Окно мастерской осталось открытым на ночь и Хрюша легко спустилась на землю. Случайно на следующий день ее нашли во дворе предприятия в высоком штабеле досок. Слава Кононов взял рукавицы и, показав Хрюше лакомый шарик желтка, поймал ее и занес в мастерскую Парашечкина. Через неделю Владимир Вячеславович забыл закрыть на ночь окно, когда уходил домой, и Хрюша исчезла навсегда.
В самом конце октября того года Владимир Парашечкин пришел утром к себе на работу. Был серый осенний пасмурный день, а земля покрылась тонким рыхлым снежком. Поднявшись по ступенькам крыльца и войдя в вестибюль здания, он увидел сторожиху, которая его уже поджидала:
– Володя, утром видела твою Хрюшу!
Парашечкин недоверчиво слушал ее. «Не может быть!» – только смог он сказать, широко разведя руками.
– На белом снегу во дворе, смотрю, Хрюша, а вокруг нее кувыркаются 5-6 ее детенышей. У меня такое чувство, что она привела их нам показать.
Но с тех пор никто из работников художественно-производственных мастерских больше Хрюшу не видел.
Владимир Степанов



Обсуждение ( 0 комментариев )

Читайте также