Великаны любви

Этим летом на стене Литературного музея Курской области появился новый мурал с изображениями наших великих земляков. На прохожих и посетителей смотрят Носов, Воробьёв, Фет и Асеев. Сделанная тут же надпись: «Почитай родное» помогает понять замысел авторов идеи.

Конечно, слово «мурал» ещё не совсем привычно для русского человека, особенно немолодого. Так и напоминает наше родное «мурло». Впрочем, и одно и другое – не наше. Если «мурал» образовано от испанского слова «муро», что значит «стена», то слово «мурло» – от татарского «нос». И если уж татарское слово стало родным, то и испанское прорастёт корнями.

Призыв «Почитай родное» несколько хулиганский с точки зрения строгой морали и этики, так как здесь игра слов. Вспомним заповедь «Почитай отца твоего и мать твою». Но чего только не придумаешь ради того, чтобы люди обратились к книгам классиков, тем более наших, курских!

Кто-то уже предположил, что мурал не сработает. Потому что нам кажется, что мы всё знаем об этих писателях и поэтах. Разве не так? Константин Воробьёв – это фронтовая проза, Евгений Носов принадлежал к группе писателей, называемых «деревенщиками». Асеев – поэт, друг Маяковского, ну а Фет, понятное дело, умелый и жёсткий помещик, на досуге баловавшийся стишками.

Казалось бы, что тут интересного и нового, тем более для молодежи, которой и адресованы все эти современные уличные «фрески» (кстати, опять не наше слово)? Но есть одна тема, вечная тема, привлекающая всегда и всех. Это тема любви.

Константин Воробьев

Русский Хемингуэй
или курский Ремарк?
Да, Воробьёв – это признанный мастер военной прозы, не зря ведь его называют «русским Хемингуэем». Но он не хуже писал и о любви. Любовь присутствует и в его произведениях на военную тему. Допустим, его «Крик» – это несколько десятков страниц о войне и любви, несколько десятков страниц пронзительности.

Но есть вещи, где войны нет, а только любовь. Я несколько раз в молодости перечитывал его повесть «Вот пришёл великан». Не буду пересказывать даже вкратце.

Как говорит главный герой повести: «Вы спрашивали о конечной заданности произведения, а я полагаю, что это не двуспальный матрац, смысл и назначение которого предельно выражены для каждого и формой его, и содержанием».
Вот так. Единственное, что могу сказать – это произведение Воробьёва, скорее, похоже по стилю не на Хемингуэя, а на Ремарка. А при чём здесь великан? И куда он пришёл? И зачем? Лучше самим прочитать, если кто не знаком ещё с воробьёвским «Великаном». Попробуйте. Родное…

Если повесть не осилить (длинно), найдите рассказ «Синель» – там тоже любовь.

Между прочим, читать о самих писателях не менее интересно, чем читать их книги. Вот, кстати, пишут, что отцом Воробьёва был вовсе не крестьянин из села Нижний Реутец Медвенской волости. А кто?

Воробьёв родился в 1919 году. И среди версий, кто был его отцом, три варианта: белый офицер, австрийский офицер и местный богач. Муж, вернувшийся с фронта, простил бойкую и любвеобильную, как рассказывали односельчане, жену, а она так не открыла своей тайны. Сам же писатель считал себя чистым русским. «Я не требовал наград за свои дела, потому что был настоящим русским», – так писал в дневнике.

Афанасий Фет

Поздняя любовь Афанасия Фета

Как известно, биографы Фета до сих пор не выяснили, кто является его отцом. Причем Афанасий Афанасьевич – это не только «шёпот, робкое дыханье» и не только страстная, пламенная любовь к Марии Лазич, не только женитьба по расчёту на богатой невесте, но ещё и поздняя, почти предсмертная любовь к племяннице… нет, нет, не своей, а жены.

Это была взаимная симпатия великого лирика и переводчика и Елизаветы Дмитриевны, которая, как писал в одном из писем Фет, была «единственной из московских девиц знающей про существование Валленштейна».

Запретили тебе выходить,
Запретили и мне приближаться,
Запретили, должны мы признаться,
Нам с тобою друг друга любить…
Но чего нам нельзя запретить,
Что с запретом всего несовместней –
Это песня с крылатою песней.
Будем вечно и явно любить.

И таких стихов было много. Фет – это удивительное сочетание. Одновременно витать в эмпиреях и твёрдо стоять хозяином на земле – не каждому дано. Афанасий Афанасьевич писал: «Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой буду лежать…»

Жёны поэтов
умеют любить

Евгений Носов

Точно такие слова, но уже в XX веке, на мой взгляд, мог бы сказать Евгений Носов. Певец земли русской. В его замечательной повести «Шумит луговая овсяница» описаний природы, совершенно удивительных, намного больше, чем описаний любви. И всё же это произведение – о простых и в то же время невероятно сложных чувствах женщины и мужчины…
А вот это уже Николай Асеев:

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.
Мне без тебя каждый час – с год,
Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать –
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих
драгоценных шагов.

Знаменитое стихотворение посвящено жене Ксении – Ксении Синяковой, с которой поэт прожил полвека.
Помните, Владимир Маяковский в «Юбилейном» писал: «Правда, есть у нас Асеев Колька. Этот может. Хватка у него моя. Но ведь надо заработать сколько! Маленькая, но семья».

Николай Асеев

Именно супруге Асеева Курская область обязана тем, что Льговский музей поэта полон личных вещей – их передала Ксения Михайловна, намного пережившая мужа.

После Асеева у неё был ещё один мужчина, моложе неё на три десятка лет – художник Анатолий Зверев. Всё равно и у живописца, «лучшего рисовальщика», как называл его Пикассо, она тоже была Музой.
Жёны поэтов умеют любить. Впрочем, как и сами поэты. У жены Асеева были сёстры, которые сводили многих авторов Серебряного века с ума. Да и сама Ксения была хороша.

Однажды в гости к Асеевым пришли Маяковский, Есенин и Хлебников. Есенина мучил насморк, и он попросил салфетку. То ли замедлили подать салфетку, то ли её вовсе не оказалось, но Есенин высморкался в скатерть.

Началась драка… Пока в одной комнате дрались, в другой Хлебников, он же «председатель земного шара», стоял на коленях перед женой Асеева и клялся в любви. «Что вы? У меня же Коля!..» – примерно таким был ответ. «Ну и что?!» – непонимающе воскликнул поэт.

Но и писатели Золотого века русской литературы были не чужды ссорам и размолвкам. Но так как они были более сдержанными и воспитанными, дело обычно кончалось у них не дракой, а вызовом на дуэль.

В нашей Воробьёвке в гостях у Фета, например, не сошлись характерами Тургенев и Толстой. Жена Фета спросила Тургенева, доволен ли он своей английской гувернанткой.

Тургенев стал хвалиться, сказал, что гувернантка с английской пунктуальностью просила определить сумму, которою его дочь может располагать для благотворительности: «Теперь она требует, чтобы моя дочь забирала на руки худую одежду бедняков и, собственноручно вычинив оную, возвращала по принадлежности».

Толстой сказал, что это нехорошо: «Разряженная девушка, держащая на коленях грязные и зловонные лохмотья, играет неискреннюю, театральную сцену».

Кончилось тем, что Толстой заявил – будь это законная дочь, Тургенев воспитывал бы её по-другому. Автор «Отцов и детей» сказал, что сейчас даст графу прямо по роже. Но не дал, разбежались…

А потом был вызов на дуэль от Толстого. Дуэль не состоялась благодаря благоразумию Тургенева. Но осадочек у всех остался. Так что и отцовская любовь к дочери может стать причиной конфликта между двумя великими…

Зачем я об этом пишу? Да с простой целью. Напомнить, что «почитать родное» – это не только почитать произведения самих изображённых на стене классиков, но и почитать о них самих – это тоже не менее увлекательно и полезно. Даже просто для общего развития…

Юрий МОРГУНОВ
Фото из открытых источников